Литература несколько веков создает определенного рода мифы о городах и странах, которые порой идут  вразрез с реальностью — они могут быть по-гоголевски фантасмагоричны и по-геймановски мрачны, — зато схватывают метафизическую суть нашей жизни (шире — того или иного этноса, культуры, иногда даже субкультуры). И на страницах читателя ждут мифы о Москве, Петербурге, Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Латинской Америке. Задача автора не быть географически и фактологически точным, а воссоздать некий образ; он не всегда фантастичен, но всегда метафоричен. 

В русской литературе большим событием становится так называемый уральский текст, ведь в нем как раз и конструируется особенный уральский миф. И каждый автор встраивается в эту традицию по-своему. Что сказочные сюжеты Павла Бажова, что полуфантастическая гоголиада Алексея Сальникова — все это попытка схватить ту самую метафизическую сущность региона, существующего на стыке культурно-исторических слоев. Уральские тексты, как тексты магов Латинской Америки (Маркеса, Кортасара, Борхеса) или турецкого волшебника (Орхана Памука), черпают силу и обаяние в навалившихся друг на друга культурных пластах, зачастую — противоречивых. Урал — край одновременно языческий и индустриальный, природный и урбанистический, загадочный и понятный.

Таков Урал и в сборнике рассказов Натальи Бакировой «Дальний Лог». Здесь это край «рабочий, но не работящий». Перед читателем оказываются абсолютно реалистичные, однако абсолютно же мифологизированные рассказы, населенные то персонажами слишком знакомыми — школьниками и студентами, работающими над театральной постановкой, то собирательными и гротескными — ловцами удачи, безумцами и «маленькими», обреченными людьми, несущими пепел матери в электричке или теряющими самих себя в погоне за утраченными воспоминаниями. 

Практически в каждом рассказе здесь можно найти элемент (образ, деталь, сюжетный ход), существующий где-то на стыке упомянутых культурных слоев, помогающий мифологизировать текст. То береза кажется герою похожей на трехглавого дракона, то челябинские старушки-ведьмы околдовывают погоду в городе — опять же, лишь по мнению героини, — то дети в саду складывают байки об отравленном киселе, то новогодняя лепка пельменей превращается в настоящий ритуал, подобно тем, что проводили жрецы древности. Таких крупиц по всем рассказам разбросано множество, и именно они задают особое настроение и ритмику сборника, хотя у каждого отдельно взятого текста здесь свои стилистические особенности. Объединяет их, помимо сквозных героев, словно в замедленной съемке проходящий процесс создания уральского мифа, который, как застывшая смола или постепенно остывающее стекло, формируется прямо на глазах читателя. Оказывается хрупким, но завораживающим. 

Наталья Бакирова не противостоит канону, а умело встраивается в него, играет с его элементами. Мир ее городов и деревень — реальных и выдуманных — местами напоминает то Бажова, то Сальникова, то Иванова. 

Но, безусловно, «Дальний Лог», как и любой уральский текст, держится не только на мифологизации. Ведь всякий миф о городе, регионе, крае необходим прежде всего для того, чтобы посредством его поговорить о личностном и социальном. Так и Наталья Бакирова, собирая каледойскоп рассказов из застывшего, поблескивающего на солнце и путающего миражами стекла, прежде всего рассуждает и о человеке в глобальном смысле — что будет, если он выпадет из ритма общества, как он живет, не теряя надежду даже в темные времена, — и о регионе. Таков ли мир «на периферии», каким его представляют? Тем же воздухом дышит земля «русской провинции»? И теряет ли она постепенно свою душу, вместе с которой начинают ускользать и души ее жителей, одних сводя с ума, а других заставляя двигаться вперед, к новому?